Чужие стихи

По просьбам читателей с Медианта, топик создан и тут. Предназначен для размещения любых понравившихся стихотворений. Условие одно: произведения своего авторства сюда не скидывать. Мат в стихах - проблема отдельная: в некоторых произведениях матерная лексика необходима для раскрытия всего художественного замысла в целом, но для этого само стихотворение должно быть очень высокого класса, что редко бывает. Надеюсь на хороший вкус читателей и на их разборчивость. На данный момент, в связи с тем, что форумка помешает мне выполнению своих обязанностей, лично я вешать сюда стихи с матом не буду.
Так как мне не нравится идея бесконечно повторять набор одних и тех же произведений, я постепенно скопирую сюда всё, что кидала на исторической родине и то, чем делились там другие люди.
Поехали!

Сэй Сенагон [5] 23:48, 12 Окт 2012
Корсеты тем и хороши, что не дают осанке гнуться,
И можно в обморок упасть в любой ответственный момент.
Дыши, душа моя, дыши, не смей любовью захлебнуться,
Пусть этот мир играет всласть, как музыкальный инструмент.

На нежных ямочках души тугой шнуровки отпечатки,
Упрятан краешек письма подальше от нескромных глаз.
Дыши, любовь моя, дыши, роняй растерянно перчатки, -
Пусть этот мир сойдет с ума и будет послан на Кавказ.

Мы все грешны, и ты греши, не забывая петь осанну,
Не забывая поднимать коней и чувства на дыбы.
Дыши, ма шер ами, дыши, держи балетную осанку,
Пусть этот мир тебя предаст - ты все равно его люби.

Живи на сущие гроши, люби внезапно и случайно,
Пусть нашу жизнь танцует тот, кто в ней не смыслит ни аза.
Дыши, мой ангелок, дыши, лишь об одном мечтая тайно -
Чтоб этот мир не отводил свои бесстыжие глаза.
Ольга Родионова

Просто Валерия [8] 01:31, 13 Окт 2012


ПОМНИ…
Рук прикосновение – помни…
Ветра дуновение – помни…
Головокружение – помни…
Помни слов приятную сласть
И нашу страсть…

Взгляда ожидание – помни…
Томное молчание – помни…
У дверей прощание – помни…
Помни поцелуй ,скромнее Христа,
Типа в уста…

Холод одиночества – помни…
Господа пророчество – помни…
Ну ,хотя бы ,отчество – помни…
Помни имя ,шепни мне его хоть раз,
Познав экстаз…

Скромное прощение – помни…
Миг грехопадения – помни…
Наших тел сплетение – помни…
Помни сердцебиение в унисон
И сладкий стон…..

Валерий Гриневич

ЛегендарнаяАлька [5] 04:09, 13 Окт 2012

Размер его весьма обманчив -
Когда лежит и просто спит:
Он хоть и мал, весьма заманчив,
Имея славный внешний вид.
Но стоит пальцами коснуться,
Как он спешит скорей проснуться,
И вы почувствуете вмиг -
Как он могуч и как велик.
Он - раб безудержных фантазий,
Вы с ним забудетесь в экстазе,
Лишь поищите вдохновенье,
И он подарит наслажденье.
Когда он рядом, под рукой,
Не нужен вам ничей другой.
А он привычно ждет касаний -
С ним очень трудно без стараний.
Он подает вам знак условный,
Что через миг готов стараться.
Касаясь пальцами любовно,
С ним можно вечно развлекаться.
И на движенье ваших рук
Он реагирует так бурно...
Он как живой, желанный друг
И без него уже вам дурно.
Но иногда бывают дни,
Когда он виснет: так внезапно,
Увы! Рецептов нет одних -
Лечить придется поэтапно.
Три пальца тут не помогают,
И языком не совладать,
Другие злятся и ругают
(Я слышал столько раз про мать)
Но он беспомощно доверчив,
Он так надеется на вас!
И вам уже сердится нечем,
И так бывало сколько раз...
Он вам откроет новый мир
Земных и неземных желаний
Он словно Бог, он ваш кумир,
Источник счастья и страданий.
Ему я посвятить бы мог
Еще немало добрых строк,
Не будем следовать примеру
Других...А будем знать меру.
Люблю тебя, мой верный друг -
Мой старый, добрый: ноутбук!
А Вы о чем подумали!?

Yennifer [4] 14:04, 13 Окт 2012


Поддержу)

Одиночество – это такая привычка прощаться.
Ухожу от себя, чтобы было к чему возвращаться.
Я меняю любовь на осеннее горькое пламя.
Это значит, что мы никогда не расстанемся, память.

Эти лица во тьме, безымянные красные даты,
Оловянная жизнь навсегда забривает в солдаты,
Предпоследний трамвай, и морщина на профиле четком,
Ненавязчивый джаз, и герой отбивает чечетку,

Героиня кротка, подчиняясь иллюзии ритма.
Все могло быть и так, только я не люблю алгоритмы.
Только след в темноте, только слабые нервные будни.
Мой растерянный лис, где же те приручившие люди?

Ну, поплачь в тишине, уходя в золотую пшеницу…
Я иду за тобой, чтобы было к чему возвратиться.
Мой печальнейший принц позабудет меня без возврата.
Одиночество, Бог, это просто такая награда…

© Мария Хамзина

Сэй Сенагон [5] 15:19, 13 Окт 2012


Настигает ночь, распиная мои следы
На холстине новопреставленной мостовой…
Загребает в подол подельницу немоты –
Душу… Душно… Откройте небо! Есть кто живой?..

Эй, Всевышний, хотя бы форточку отвори!..
Или мне придется по-наглому, напролом…
Сонный отрок с оплывшей свечкой из-за двери
Укоризненно покачает шестым крылом…

Надышаться… Слышь, я сюда не за нимбом, брат…
Голове моей бритой нимб – как овце седло…
Мне – отмашку… Какую точно – не разобрать…
Чтобы завтра заново/набело/отлегло…

Намолиться истово/истинно/на века…
Чтобы выдали панацею не ‘от’, а ‘для’…
И смирительную сорочку о сорока
Рукавах/резинках/завязках/­крючках/петлях…

…
Настигает ночь, осыпает из всех горстей
Начиненное чинной вычурностью трюмо…
А сережку луны знобит на одном гвозде
В дряблой мочке старухи-бездны… Аnd nevermore…

Яна Юшина

Yennifer [4] 15:59, 13 Окт 2012


А я очень Михаила Юрьевича люблю) Он мой кумир)


Нищий

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

1830 г.

Сэй Сенагон [5] 18:49, 13 Окт 2012


Yennifer
=)

Ангел

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел;
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз.
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

1831

Сэй Сенагон [5] 13:50, 14 Окт 2012


Смерть чёрной кошкою мне упадёт на темя,
Но я люблю её, убогонькую, – с ней
Теплей и холодней: отмеренное время,
Пока она со мной, стучит в крови моей.
Пока она со мной, в моей душе таится
Дневная тишина, пчелиный гул ночной,
И маленький зверёк смеётся и боится,
И бьётся за меня, и плачет надо мной.
Пока она со мной, живёт в любой из клеток
Весь мир, влюбившийся в запретную черту –
Растенья всех широт и птицы всех расцветок,
Мои товарищи по взлёту в пустоту.
И я иду меж них, не ускоряя шага,
По саду громкому, пока – средь бела дня –
Мяукнув жалобно, помойная бродяга
С берёзы высохшей не спрыгнет на меня.
Валерий Шубинский

Бродило [7] 14:23, 14 Окт 2012


IV. Сколь пылки разговоры о голгофе за рюмкой коньяка и чашкой кофе

У писателей ушки в мерлушке и остатки еды на бровях,
возле дуба им строят кормушки, чтоб не вздумали рыться в корнях.

Сегодня приторно и пресно в любом банановом раю,
и лишь в России интересно, поскольку бездны на краю.

Горжусь, что в мировом переполохе, в метаниях от буйности к тоске -
сознание свихнувшейся эпохи безумствует на русском языке.

Мы все кишим в одной лохани, хандру меняя на экстаз;
плывет по морю сытой пьяни дырявый циниковый таз.

Не славой, не скандалом, не грехом, тем более не устной канителью -
поэты проверяются стихом, как бабы проверяются постелью.

Весь немалый свой досуг до поры, пока не сели,
мы подпиливали сук, на котором мы висели.

Кишит певцов столпотворение, цедя из кассы благодать;
когда продажно вдохновение, то сложно рукопись продать.

Дай, Боже, мне столько годов (а больше не надо и дня),
во сколько приличных домов вторично не звали меня.

Таланту ни к чему чины и пост, его интересует соль и суть,
а те, кто не хватает с неба звезд, стараются навешать их на грудь.

Очень многие тети и дяди по незрелости вкуса и слуха
очень склонны томление плоти принимать за явление духа.

В себя вовнутрь эпохи соль впитав и чувствуя сквозь стены,
поэт - не врач, он только боль, струна и нерв, и прут антенны.

Боюсь, что наших сложных душ структура - всего лишь огородная культура;
не зря же от ученых урожая прекрасно добивались, их сажая.

Будь сам собой. Смешны и жалки потуги выдуманным быть;
ничуть не стыдно - петь фиалки и зад от курицы любить.

Не узок круг, а тонок слой нас на российском пироге,
мы все придавлены одной ногой в казенном сапоге.

Боюсь, что он пылает даром, наш дух борьбы и дерзновения,
коль скоро делается паром при встрече с камнем преткновения.

Я потому на свете прожил, не зная горестей и бед,
что, не жалея искры Божьей, себе варил на ней обед.
Гарики..))

Сэй Сенагон [5] 14:35, 14 Окт 2012


Бродило
про эквилибристов

1.

знаешь эту игру?.. бой без правил вполне
в мандариновый рай вслед зеленой волне
птицеловом с игрушечной птичкой
под аккорды курантов - банзай, началось!..
будто впрямь благодать снизошла на чело
отплываешь, как манной ни пичкай

раз такой хоровод - каждый год новый год
но судьба все бледней, как умывшийся гот
макияж не к лицу старожилу
вновь подствольные речи с оттягом бодрят
ты покорно трезвеешь - три жизни подряд
не искристые вина не в жилу


2.

но сквозь дымное время бенгальских комет
год за годом post christmas приходит ко мне
неизбежно впотьмах обнимая
нежный варвар январь, собиратель камней
на которых взойдет - ни ветвей, ни корней
ночь-отшельница глухонемая

расцветет трын-трава - первоцвет конопли
здесь садовник воды неживой - кропотлив
и струится свинец в водостоках
в млечный путь, раз реке не нужны корабли
пусть любой фейерверк завершается "пли!"
но мишень не скрывает восторга

да застигнет стрелков эта новость врасплох
правда здесь не твоя - веселись, скоморох
выводи из себя, как по нотам
клин крикливых сорок - да достанет морок
у смотрящих, как ссыплется звездный горох
в этот сумрак богов или что там


3.

как нарочно - Аврора застряла во льдах
за периметром ночи - охрипший Валдай
но весна поднимает забрало
и сливает по венам свой вспененный яд
беспросветных надежд, а глазища горят
словно прежде и не умирала

да скрижали скрипят, снова не ко двору
приходил-не пришелся им птиц-говорун
благовестник чумы в балагане
предпоследние гуси впотьмах - косяком
бредят ангелы - прямо на льду, босиком
побратавшись с чужими богами


4.

знать, не знают маршрута - ни эти, ни те
вьется исподволь беглых следов канитель
белый свет беленой обметало
пусть созвездия сходят повзводно с орбит
и шипит в первых лужах последний сорбит
и у воздуха привкус металла

словно на посошок, ночь прицельно нежна
звезды падают ниц, но лишь выглянешь на -
слепнут окна, не запотевая
в срок не в строчку утробно трубят поезда
вон - скатилась, подробно бликуя, звезда
не путёвая, знать - путевая

все не в лад, невпопад, ни с собой не в ладу
за кульбитом - кульбит, кружишь на поводу
полагаясь на свист серебристый
все одно, погоришь - хоть в раю, хоть в аду
только ты не заплачь, все мы - тени на льду
все мы - ангелы-эквилибристы
Лада Пузыревская

Yennifer [4] 17:10, 14 Окт 2012


В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»


© Саша Бест

19:23, 14 Окт 2012


Для Дру

Сентябрьские стансы

Сентябрь. Хлябь. Нескладно ветер дует.
Ландшафт изъеден прорыжелой цвелью.
Достать чернил, и дальше U can do it -
Рыдать, связав слова нелепой целью:
Осеннюю вселенную вовне
Описывать. Я в ней, она - во мне,
Такая антиномия простая...
Земли набухшей стылое рядно
Верстою черной пялится в окно,
И мысль внутри пейзажей прорастает.

В подъезде - темь. Пролет залит уриной.
Соседский мусор по углам мертвеет.
Свой путь к дверям пройдя до половины
Я затерялся в этих эмпиреях,
И чуть соприкоснулся головой,
Издав, с испугу, выкрик горловой,
С простой идеей, плававшей в эфире:
Что, коль подъезд неметен и нечист,
То мой герой-экзистенциалист
Взгрустнет, как должно быть в осеннем мире.

Из точки А в глухих квартирных недрах,
До точки G, - пунктиром гугль-мэпа, -
Я прохожу, и вверх смотрю, где нервы
Промокших проводов, где корка неба
С налетом сизоватой мерзлоты:
В ней, как когда-то утверждала ты,
И бесконечность, и ничтожный атом, -
Едины. Утыкаюсь в купол лбом -
И дождь идет в глаза, тирлим-бом-бом,
И я иду – осенним рыжим адом,

Где нет тебя. Здесь только угасанье,
Струится клёкот за вороньей гроздью.
И звуки эти - как битвописанье
Моей надежды с безысходной грустью...
Остывший город падает во тьму.
Герасим в луже чухает Муму:
Во взгляде твари - мука человечья.
И по глазам читаю я: как пить
Дать ЖЭКи снова примутся топить.
О чем и разговариваю речь я.

Ипполит Похлебкин

Сэй Сенагон [5] 19:34, 14 Окт 2012


Дру
а это?

ЗЕРКАЛО О

женщина утром сама себе не равна
утром зима, даже когда весна
переступая по кафелю в темноте
не зажигает - силы уже не те

медленно в столбик в ванной течет вода
зеркало цвета льда

утром зеленых глаз не сияет ах
утром не раной рот - узелком в снегах
утром до первой мальборо голос - мел
волосы - серый мех

раз-два-вдох-выдох, господи, почему
зеркало в полный рост в прихожей покажет тьму
тьма твою мать, и это способно жить?
все, что тогда стояло, давно лежит.

ляжки еще ничего, а вот с грудью беда -
нежным торчком не встанет уже никогда
только осанка - прикройся, - Господи, это я,
дура твоя.

голое освещенье, тени темная лесть -
ладно, сколько мне лет, а я еще здесь и здесь -
девочки нервно курят, сразу вторая, стоп
в нашем возрасте это гроб

в нашем возрасте, оля, оля, вовремя спать.
в детстве во сколько? - вот и во столько, мать
твою мать
это вот что у меня с лицом, с телом, с глазами, ртом?
ладно, это потом.

и надеваешь чулки, надеваешь чулки, надеваешь чулки
кольца нейдут с руки, - посуду мыть не с руки,
свет и тени, глаза и рот - нежность еще жива -
вот и вот.
просто порой по утрам кружится голова,
но это, в общем, не в счет.

просто, оля, такая жаль, что в зеркалах, ага,
не отражается, кто отражал время-врага,
тело рожало, млекопитало, млечным своим путем
тело летело, тело давало, а потом...

ты надеваешь белье кожуру лепестки листву
ты говоришь себе: я не умру, я еще ах живу,
ходишь вечером вся в цвету
носишь цветок во рту
и глаза твои, падающие в темноту...

в переходе от вечера до постели день постыл.
Господи, мы себя не простили, а Ты нас опять простил.
Господи, что мы за дети, нас так легко задеть...
дай же еще немного на свете -
здесь и здесь.

Ольга Родионова

Сэй Сенагон [5] 20:08, 14 Окт 2012


Дру
Ольк, а это
Из фотоальбома

Тайга — по центру, Кама — с краю,
с другого края, пьяный в дым,
с разбитой харей, у сарая
стою с Григорием Данским.*
Под цифрой 98
слова: деревня Сартасы.
Мы много пили в эту осень
агдама, света и росы.
Убита пятая бутылка.
Роится над башками гнусь.
Заброшенная лесопилка.
Почти что новый “Беларусь”.
А-ну, давай-ка, ай-люли,
в кабину лезь и не юли,
рули вдоль склона неуклонно,
до неба синего рули.
Затарахтел. Зафыркал смрадно.
Фонтаном грязь из-под колёс.
И так вольготно и отрадно,
что деться некуда от слёз.
Как будто кончено сраженье,
и мы, прожжённые, летим,
прорвавшись через окруженье,
к своим.
Авария. Лицо разбито.
Но фотографию найду,
и повторяю как молитву
такую вот белиберду:
душа моя, огнём и дымом,
путём небесно-голубым,
любимая, лети к любимым
своим.
Борис Рыжий

Сэй Сенагон [5] 20:25, 14 Окт 2012


От отца мне остался приёмник — я слушал эфир.
А от брата остались часы, я сменил ремешок
и носил, и пришла мне догадка, что я некрофил,
и припомнилось шило и вспоротый шилом мешок.

Мне осталась страна — добрым молодцам вечный наказ.
Семерых закопают живьём, одному повезёт.
И никак не пойму, я один или семеро нас.
Вдохновляет меня и смущает такой эпизод:

как Шопена мой дед заиграл на басовой струне
и сказал моей маме: «Мала ещё старших корить.
Я при Сталине пожил, а Сталин загнулся при мне.
Ради этого, деточка, стоило бросить курить».

Ничего не боялся с Трёхгорки мужик. Почему?
Потому ли, как думает мама, что в тридцать втором
ничего не бояться сказала цыганка ему.
Что случится с Иваном — не может случиться с Петром.

Озадачился дед: «Как известны тебе имена?!»
А цыганка за дверь, он вдогонку а дверь заперта.
И тюрьма и сума, а потом мировая война
мордовали Ивана, уча фатализму Петра.

Что печатными буквами писано нам на роду —
не умеет прочесть всероссийский народный Смирнов.
«Не беда, — говорит, навсегда попадая в беду, —
где-то должен быть выход». Ба-бах. До свиданья, Смирнов.

Я один на земле, до смешного один на земле.
Я стою как дурак, и стрекочут часы на руке.
«Береги свою голову в пепле, а ноги в тепле» —
я сберёг. Почему ж ты забыл обо мне, дураке?

Как юродствует внук, величаво немотствует дед.
Умирает пай-мальчик и розгу целует взасос.
Очертанья предмета надёжно скрывают предмет.
Вопрошает ответ, на вопрос отвечает вопрос.
Денис Новиков

Бродило [7] 20:27, 14 Окт 2012


Жили-жили – оба-на! Глядь – иные времена!

Мы тут слушали Бетховена давеча,
А как закончилась в бутылке «Посольская»,
Я поставил Александра Аркадьича,
И обуяла меня грусть философская.
«Устарел он, – говорят мне товарищи, –
Мы уж строй сменили к чёртовой матери,
Личность есть, а культа нет – потрясающе!
Трали-вали, торжество демократии!

Шуршат лимузины, искрится вино,
Жратвы в магазинах, как грязи полно!
Текут инвестиции, крепится власть,
И даже в провинции есть, что украсть!
Живём в шоколаде, а что алчем рубля,
Так не корысти ради, а радости для!
Триумф креатива – апгрейдинг умов!
А главное, пива сто двадцать сортов!

Перспективы – мать честна!»
Да, иные времена...

А какая-нибудь бабка Кузьминична
Небеса коптит в деревне заброшенной
Под какой-нибудь Интой или Кинешмой –
Расскажите ей про всё про хорошее!
Это ей вы расскажите, ораторы,
Что свободу мы такую забацали:
Хочешь, деда выдвигай в губернаторы!
А хочешь, бизнес открывай с итальянцами!

А бабка всё плачет, что трудно живёт –
Какой неудачный попался народ!
Отсталая бабка привыкла к узде:
Ты ей о свободе, она – о еде.
Ты что же не петришь своей головой:
На всех не разделишь продукт валовой!
Зато в Центробанке накоплен резерв,
И скоро всем бабкам дадут по козе!
Глянь-ка, бабка, из окна –
Вишь? О! Иные времена.

Но те ж за городом заборы,
Те же строятся вожди.
Генералы, прокуроры,
Поп-кумиры да актёры –
Честный люд, нечестный люд –
Справно денежку куют.
Вроде жареным не пахнет,
Чёрный ворон не кружит,
Олигарх над златом чахнет,
У метро алкаш лежит.
Складно врёт номенклатура –
Счастье, мол, не за горой,
А страна сидит, как дура,
И кивает головой.

Кому бутик открыть, кому окоп отрыть...
А с Тверской страна не видна.
А кто плохо жил, будет плохо жить.
Это всё они – времена...

В избе тикают с отдышкою ходики.
И давление за двести, подняться бы...
Но Кузьминична корпит в огородике,
Рвёт амброзию артрозными пальцами.
Деду стопочку нальёт – пусть поправится,
Сыпанёт пшена в курятник с наседками,
Аллохол глотнёт – и в Церкву отправится,
Захромает бодро вслед за соседками.

Идут бабуленьки мелки, белоплаточны,
Идут гуськом благодарить Творца
За желтизну пасхального яйца,
За голубую неба непорочность,
За пенсион свой – маленький, но прочный,
Идут, крестясь от самого крыльца.
Мешает лишь один холецистит
Общаться с Богом. Ну, да Бог простит...

Значит, Галич устарел? Очень может быть.
Так что не нравится? Да всё, вроде, нравится...
Да, иные времена, но чем-то схожие...
А для Кузьминичны – так вовсе без разницы.
Виноваты сами – дедушки, бабушки –
Слишком рано родились, жили в сирости.
Но дали льготы на проезд? Вот и ладушки.
Трали-вали, торжество справедливости.
Босан, босан, босана –
Щщас не время – времена...
Т. Шаов

Бродило [7] 20:47, 14 Окт 2012


В сапогах, в потертой блузе,
С бодуна, во всей красе,
Шел мужик по кукурузе,
По несжатой полосе.
Пиджачок торчал кургузо,
Из цигарки шел дымок...
Думал: «Вот же! Кукуруза!»
Думать дальше он не мог.

Вдруг зарявкали моторы,
Подошел комбайнов строй,
А в комбайне – тот, который!
А в соседнем – тот, второй!
В куртках фирменной расцветки,

В окруженье поселян,
И в руках у них ракетки,
И у каждого волан.

Неприступный, как гостайна,
И стремительный, как вжик,
Путин вышел из комбайна!
Путин! Тут и сел мужик.

Вышел, солнцем осиянен,
Наступил в родную слизь…
-- Что, трясешься, россиянин?
Это правильно, трясись…

Увидавши пред собой их,
Поселянин заблажил:
-- Как же вас сюда… обоих?!
Чем я это заслужил?!

Неожиданно доступен –
Вербовать-то он мастак, --
-- Да не бойсь! – промолвил Путин.
-- Мы с Димоном просто так.

Просто нынче за обедом,
Доедая эскалоп,
Мы подумали с Медведом –
Замутить еще чего б?

Все мы делали, чего там,
Забавляя всю страну:
Управляли самолетом,
Погружались в глубину,

Нежной дружбы не таили,
Пели рок,
Коров доили,
Твиттер, свитер, "Макинтош",
Лыжи, танцы, все что хошь!

И при звоне чашек чайных
Был ответ произнесен:
Мы ни разу на комбайнах
Не играли в бадминтон!

Ни в России, ни в Союзе
Так не делали, скажи?
И при этом – в кукурузе!
Ведь смешней же, чем во ржи!

Совершенно оболванен
От таких серьезных тем,
Тихо ахнул поселянин:
«Вот же круто! А зачем?»

Путин скушал эту дерзость
И ответил не по лжи:
-- А чего еще тут делать?
Ну не править же, скажи!

И мужик, напрягши память,
Так и брякнул королям:
-- Правда, лучше вам не править.
Лучше так вот… по полям…

Чтоб ракетки, и воланы,
И комбайн для куражу...
А какие ваши планы?
Я хоть бабе расскажу!

И с усмешкою, как ангел,
Он сказал: «Примерно так:
То ль на лыжах в акваланге,
То ли в танке на журфак».

Что тут скажешь, что предложишь,
Лежа в страхе на стогу?
-- Как ты так без литра можешь?!
-- Да уж, -- молвил он, -- могу.
Д. Быков

Бродило [7] 23:05, 14 Окт 2012


Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбета".

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.
А. Блок

Сэй Сенагон [5] 07:36, 15 Окт 2012


СЛОВА ЛИЗБЕТЫ

С этими кошками, которые лезут на трон, когда им место только на коленях у мужчин, разговор должен быть короткий…

Дж.Б.Шоу «Смуглая леди сонетов»



1.
Сестренка Мари. Не то, чтоб совсем из шлюх,
Но с легким бессмертьем, тающим в томном взгляде.
Где я успевала, смутившись, спросить о двух,
Брала шестерых ты, втирая седьмому дяде,
Что муж был охальник, хам, хулиган, лопух…
И я напрягала сызмала тонкий слух,
Поскольку пасем, понимаешь, не славы ради,
А ради любви на крови залетейских мух –
Им глазки и лапки поэт посчитает в своей тетради.
И вот ты стоишь, нетленная, в зоосаде,
А я остаюсь синонимом всех старух.


2.
Сестренка Мари, ты продрогла, возьми пальто.
Что наша вражда – античность, зола и лава.
В глазах Геркуланума, в пепле его пустот –
Вот столько же слез, и в ночи различаешь слабо
Оттенки кровей, бургундское от бордо.
Нашей жизни отнюдь не Барто сочиняет главы,
Но зато – королева, каменная – зато,
Мемориалу вовек не покинуть своей оправы.
Мы имеем возможность любить, но права
Быть любимой нам не давал никто…
Глядя, как зоосад вокруг превращается в шапито –
Не за то мы боролись, воистину, не за то.


3.
Пальтишко мое приспущено с белых плеч
Твоих, на мельничный жернов слетает птица.
Ты знаешь, наверно, я б стала тебя беречь,
Когда б нам выпало вновь, двоюродным, породниться,
Хотя ты, конечно, удавишься поклониться,
И взгляды одни – разрывные, шрапнель, картечь.
Надо было, что ли, вниманье мое отвлечь,
Ну, там рявкнуть: пошла ты знаешь куда, сестрица?!
Потому что – чем наша нежнее при жизни речь,
Тем активней посмертно хочется материться.
И по делу: тесна, к сожаленью, моя столица,
Для полков, которым с тобой не терпелось лечь.



4.
Ну, а ты, конечно, на каждом углу лгала,
Что я не способна любить, размножаться, длиться.
Кто тебя просил соваться в мои дела?
Я уже позабыла – ты скольким скотам дала,
Только б они поверили, что я и впрямь не девица?
Анатомия сердца – изъян моего ствола,
Анатомия тела – склеп, Господня десница.
Та глава, которую я невпопад прочла,
До сих пор нераскрытой книгой в пыли томится,
И на каждой странице – снова зола, зола…
Наше тело – тьма, понимаешь, Мари, темница,
За единым выходом, которым ты и прошла.


5.
Ты не станешь старой. Парик под чепец затолкав,
Строить внучек, седых дочерей приводить к ответу,
Видеть в зеркальных стенах и потолках
Только фотографическую кювету,
Проявляющую то, чего в тебе точно нету:
Старость в румянах, бантах, на крашеных каблуках.
Ты точно не станешь старой, даже того взалкав,
Как ядра в ватерлинию алчется изношенному корвету –
Так истомным гулом несется в разбитых на треть полках
Трубный возглас атаки, и впопыхах
Расцветают кресты – в небесах, на груди, в руках.
Я тебе устранила возможность эту.


6.
Ну, и кто там, сестренка Мари, за тобой угорал?
Пересчитай по пальцам, моя дорогая детка.
Юный корнет, конечно, седой генерал –
Как там напето в слезливом романсе метко,
Но так, согласись, чтоб не кинул и не наврал,
Такое, ма шер, с тобою случалось редко.
А все потому, что ты путала ритуал,
Была бесполезно безбашенная кокетка,
И кто там только телом вальяжно не торговал:
И Босуэлл черный, и королевич твой – малолетка…
Нет, этих надо вести на бойню, позвав на бал.
Топор или Тауэр (а ведь был не милорд – конфетка),
Чтобы, требуя травли, Тайберн в сто рыл орал.
А ежели сильно любишь, то сразу: крюк, пенька, табуретка.



7.
Но, в общем, конечно, родить тебе удалось,
А я – пустая, и крови идут, как воды.
Мальчишка-наследник колышет немую злость
Тюдорного нрава, проще бы сесть на гвоздь
Фижмами всеми, чем всхлипывать: годы, годы,
Сухими руками сломить пытаясь земную ось.
Я, впрочем, и так отменила права природы,
Затем не родную кровь за собою, белую кость
Увижу, а в лучшем случае – тапочки-скороходы
Белые, у них в похоронке особый лоск.
Желчью женская доля вспоила-то нас поврозь,
Но одно и то же в кошмарах – блаженные твои роды,
Дряблая грудь моя, старушечья. Не сбылось.


8.
А за что мы тогда боролись, кстати, моя душа?
Не за корону Англии, кровь Христова.
Сколько на свете прекрасных на вкус держав,
Я-то охотно тебе уступить готова
Этот вот сад, и под сенью его – простого
Над головой мелькающего стрижа.
Что он мне, рыжей? Течет молоко с ковша
Белой большой медведицы, Господь говорит: ни слова,
Да и я не способна на лишнее антраша.
Но память подносит услужливо: снова, снова
Твоя голова на блюде лежит, на перстах – парша
Засохшей крови… и ничего иного.


9.
Нет, сестра, корить не к лицу, шалишь.
Пусть держава – в масть, любовь оказалась круче.
Так зачем ночами являешься, тихая, точно мышь,
Да еще и Лестера, Эссекса с собой волочешь до кучи,
Всем своим видом спрашивая: не спишь?
Да, не сплю, Мари, стерегу мертвецов, но лишь
Рассветает, и тени в саду становятся ярче, гуще,
Скрежеща клюкой, я бреду через весь Париж,
Не затем, что верю: вдруг тебе помогу чем,
А затем, чтоб послушать, как снова, сестра, молчишь,
Как сочится сквозь плиты песчаника терн живучий,
И дрянное пальто к белизне твоей льнет колючей,
Когда ты проходишь в кущи, стопами касаясь крыш.
Илона Якимова