Чужие стихи

По просьбам читателей с Медианта, топик создан и тут. Предназначен для размещения любых понравившихся стихотворений. Условие одно: произведения своего авторства сюда не скидывать. Мат в стихах - проблема отдельная: в некоторых произведениях матерная лексика необходима для раскрытия всего художественного замысла в целом, но для этого само стихотворение должно быть очень высокого класса, что редко бывает. Надеюсь на хороший вкус читателей и на их разборчивость. На данный момент, в связи с тем, что форумка помешает мне выполнению своих обязанностей, лично я вешать сюда стихи с матом не буду.
Так как мне не нравится идея бесконечно повторять набор одних и тех же произведений, я постепенно скопирую сюда всё, что кидала на исторической родине и то, чем делились там другие люди.
Поехали!

Шальная_Пчелка
Спасибо! =)

Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь;
Союза полного не будет между нами —
Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,
Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени врага отстаивал бы честь!

<1858>
Алексей Толстой

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый.
Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
все друг при друге - и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время.
Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.


Аля Кудряшева.

Саратов (поэма)

наташе л.

Приближаются ночью друг к другу мосты
И церквей, и садов меркнет лучшее золото
Сквозь пейзажи в постель ты идешь, это ты
К моей жизни, как бабочка, насмерть приколота

(леонид аронзон)

***

(спать со мной)

в бахроме городского шума
дождь запутался за стеной
ты однажды была придумана
для того чтобы спать со мной

ты об этом не знаешь милая
но в ладони твоей во сне
залегла этой ночью линия
направляющая ко мне

ей дано предсказать наверное
как ключицы твои и грудь
под моими руками нервными
заиграют когда-нибудь

и неважно в каком саратове
все равно ты давно во мне
в коридоре аорты спрятана
солнцем выбита на спине



(саратов)

погибшим подымаешься в пол-пятого
сидишь и ждешь как полный идиот
когда она в мифическом саратове
на кнопку равнодушную нажмет

прикинешься и опытным и твердым
пошутишь, похихикаешь, наврешь
а на уме мальчишеские бедра
и щиколотки тонкие как нож

но временами встанешь среди дома
придавленный упавшим потолком
почуяв как светла и незнакома
она тоскует где-то по другому
у зеркала немого босиком

(маска)

что мне эти немые уроды
ненасытные будто вошь
если нА волос от небосвода
ты сырым переулком идешь

подворотни воняют пропаном
первобытная чавкает грязь
золотые тела наркоманов
в честь тебя умирают смеясь

разбегаются параллели
городок заедает слегка
далека далека далека
смертоносна как нож мясника
с тонким запахом карамели

(сирень)

дворами шляться
глупо воровать
сирень что морем затопила ночи
покуда свежей кровью не намочишь
любовь как старый бинт не оторвать

о эти недоступные рукам
смола волос
запястья и ресницы
кто даст пилюлю оторвет страницу
кто вылечит от боли дурака

и как ему с любовью поступить
по-урочьи запрыгнувшей на спину
в какой воде навеки утопить
в какую тьму наверняка закинуть

(бабочка в конверте)

мы можем быть с тобою откровенны?
ведь мы другу другу отворяли вены
и кровь освобожденная текла
и остывала в пасти у стекла
я дергая небритым кадыком
опившийся летал под потолком
в кромешной тьме ты не дыша лежала
прохладная как лезвие кинжала
ночь шелестела будто простыня
я был в тебя налит
а ты в меня

скажи о чем мы думали родная
податливые крылья обминая
когда любовь как бабочку в конверте
заклеили и подарили смерти

(мотылье)

слышишь ли
я говорю из твоей морилки
мысли кружат как в ветреный день опилки
буду смотреть не опуская взгляд
как ходит вентиль освобождая яд

я перед смертью сам расправляю крылья
что мне осталось, гордость моя мотылья
встретить удар булавки
застыть анфас
радовать глаз
моей милой радовать глаз

(нехорошо)

потасканный медбрат с ухмылкой вертухая
у кованых оград по улице сухая
похмельный как и я ты куришь натощак
скажи что мы друзья помочь пообещай
выплевывай бычок мне под ноги на плитки
и поднимай крючок облупленной калитки

прохладною рукой под своды скотобоен
любовь меня легко тянула за собою
вначале я стучал о стену головою
теперь я только вою как попаду домой
небритый полубес со спичками в халате
пусти меня к себе на мятые кровати

включи электрошок согни меня в дугу
мне так нехорошо я больше не могу
в гремучих душевых под дозой клозапина
но только бы в живых

(эпилог)

валторны губ глухая аллилуйя
ментоловая стужа поцелуя
шесть месяцев без воздуха на дне
любовь однажды снившаяся мне

была ли ты реальною Наташа
я помню снег белее простокваши
похмельную картонку молока
морзянку телефонного звонка

табак ресниц полынные запястья
ключицы потаенный водоем
короткое удушливое счастье
которое мы после отпоем

окно открыто в реку полумрака
я возмужал и разучился плакать
рыбак во сне забрасывает сеть
а иногда так хочется уметь

холодный уксус раннего заката
дорога орфографией богата
критическую голову надеть
и вставить сердца голубую медь

Николай Сулима

а я теперь ничего не помню -
ни теплых дней, ни живых огней.
моя любовь ковыляет по небу,
но я уже не слежу за ней.
она малиновым цветом мажет
на темно-синем и золотом,
она мне машет, она мне машет
драгоценным своим хвостом,
своим оранжевым, желтым, рыбкиным,
цареубийственным, золотым -
прореха в памяти, дырка, рытвина,
моя царапина, мой алтын.
воображаемая принцесса,
покройся корочкой, не боли,
мы шли да шли по краю процессии,
мы дошли до края земли.
там блесна самолета в облаке
над китайской стеной песка.
о, мое чудовище обло,
как стозевна твоя тоска!..
алтын мой нищий, мое сокровище,
потеря памяти, забытье...
мои ладони и веки все еще
соленые, как море твое.
ну, а как им не быть солеными?
царским золотом на крючке -
воображаемый самолет на
воображаемой ниточке.

Ольга Родионова

Как по улицам Киева-Вия
Ищет мужа не знаю чья жинка,
И на щеки ее восковые
Ни одна не скатилась слезинка.
Не гадают цыганочки кралям,
Не играют в Купеческом скрипки,
На Крещатике лошади пали,
Пахнут смертью господские Липки.
Уходили с последним трамваем
Прямо за город красноармейцы,
И шинель прокричала сырая:
— Мы вернемся еще — разумейте...

Осип Мандельштам